Первые девять лет своей жизни Янка была совершенно счастлива. Не безоблачно, а именно совершенно, потому что легкие облачка, иногда нарушавшие покой ее бытия, лишь придавали вкус пряностей ее крошечной биографии.
Иногда Янка сама придумывала себе приключения, иногда их подбрасывала судьба, видимо для того, чтобы побаловать ее или, напротив, попытаться объяснить некоторые законы жизни среди людей.
Первое, самое далекое воспоминание Янки было не слишком приятным, но именно благодаря нему, а точнее, вопреки, она научилась не бояться темноты.
Ей было около года или чуть меньше. Родители, укачав беспокойного ребенка, ушли в гости к друзьям.
Что разбудило ее, Янка, конечно уже, не помнила, но пробуждение в пустой, темной и гулкой квартире она помнила хорошо. Каким-то звериным чутьем она сразу поняла, что родителей нет рядом, и заревела. От ужаса. Ей не хотелось есть, не хотелось на руки к матери. Это она помнила четко. В тот жуткий момент ей хотелось просто ощутить, что в доме есть жизнь.
Родители пришли нескоро, и все это время Янка обиженно и сердито хныкала, пытаясь сообразить, что такого страшного она натворила за день, что ее бросили на произвол судьбы. Родители были не в восторге от завершения удачного вечера и высказали плачущей дочери все, что они о ней думали. Янка обиделась еще больше, плакать перестала и решила для себя, что лучше сидеть в темноте, чем слушать нотации.
Другие воспоминания были скорее забавными, чем грустными или страшными.
Например, когда Янке было около трех, ее попытались отдать в детский садик. В детском садике пахло чем-то неприятным, на обед был странного вида супчик с плававшей в жидком бульоне крупно порезанной морковью, а заправляла всем этим странным царством несимпатичная воспитательница. Янке в садике ужасно не нравилось, и она решила сбежать.
Бежать было далеко – садик был расположен в поселке, а дом – рядом с крошечным аэропортом, в паре километре от поселка. И Янка уговорила катавшихся на велосипедах мальчишек помочь ей добраться до дома.
Горячий ветер бил в лицо, когда она пыталась высунуть счастливую мордочку из-за спины мальчишки, который вез ее к аэропорту. Янка жмурилась от ослепительного солнца и предвкушала, как обрадуется мама, когда увидит ее, самостоятельно добравшуюся до дома.
Мама не обрадовалась. Скорее, она рассердилась. По-крайней мере, шлепала дочку от всей души. А утром отвела в садик.
Через неделю Янка заболела, и ее положили в больницу. В садик она не вернулась – родители приняли решение, что проще доплачивать соседке, сидевшей в декрете, за догляд за дочерью, чем еще раз переживать из-за того, что медсестра никак не может найти вену на ее руке, чтобы поставить капельницу.
Потом они переехали. После выжженной солнцем пустыни город казался Янке очень зеленым. На самом деле зелени почти не было. Зато были верблюды. Они гуляли по улицам небольшими семьями, и горбы величаво покачивались над желтоватыми пыльными обрывами, спускавшимися террасами к морю.
На море Янка могла смотреть часами. Зимой оно казалось чуть изогнутым, словно громадная линза, и над серой тяжестью волн порой пробегали белоснежные барашки. Ближе к пирсам сбивались в огромную галдящую стаю лебеди и настырно требовали положенную порцию хлебного мякиша. Янка любила кормить их. А однажды увидела, как умирала одна из них – уплыв далеко прочь от собратьев, лебедь прощался с миром, волной и ветром.
А однажды по весне Янка увидела совершенно небывалое. К белым крыльям лебедей она привыкла, чайки тоже были привычны, а вот огромных розовых птиц со странными изломанными клювами, видела впервые. Фламинго цепочкой вытянулись над сизо-синей кромкой воды и вскоре исчезли вдали.
В пыльном и пустом, словно на вырост, городе, Янка однажды потерялась. Мама отвлеклась на секунду, и Янка исчезла. Ее искали все – знакомые, милиционеры. А нашлась она сама, придя через несколько часов после пропажи домой. Оказалось, она ушла в котлован, подготовленный для строительства нового дома, чтобы поискать там клад – не зря же экскаваторщик там каждый день что-то искал.
В другой раз Янка допоздна гуляла с родителями, засмотрелась на луну, шагнула на дорогу, и ее едва не сбила машина. Она потом долго пыталась объяснить перепуганным родителям, что луна была необыкновенная, апельсиновая и большая-пребольшая, словно на картинке. Ее отшлепали и запретили отходить даже не шаг.
В этом городе у Янки появились друзья. Они были чуть старше ее, и благодаря их рассказам Янка гораздо быстрее населила свой мирок странными образами, мечтами и страхами.
Лучше всех удавалось рассказывать истории у девочки Алии, которая была такая большая, что уже знала буквы и собиралась в школу. Особенно Янке запомнилась история о земляных человечках.
Сделав страшные глаза, Алия собирала вокруг себя стайку малышни, и рассказывала, что когда строили дома, в которых они все жили, в подвалах замуровали земляных человечков. Злой дядька из соседнего двора наложил на человечков заклятье, и если будет пожар, человечки станут расти, станут огромными, выше и сильнее самого высокого и сильного взрослого и всех убьют.
Однажды, когда Алия рассказывала о земляных человечках, мимо пронеслась пожарная машина. Дети с визгом бросились врассыпную. Янка побежала в сторону, в которую ехала пожарная машина.
Она увидела, как тушили огонь в подвале дома в соседнем микрорайоне, и больше не сомневалась – пожарные уничтожали чудовищных земляных монстров. С тех пор она стала избегать лазить в подвалы – мало ли, кто там притаился.
Другой приятель Янки, Рашид, тоже был постарше ее. Рашид оказался незаурядным педагогом. Зная неуемный характер маленькой подружки, он ужасно переживал, что она может пораниться в кучах строительного мусора, наваленных в их ремонтируемых квартирах, и особенно – что она ухватится за оголенные провода. Тогда он придумал, что в розетках живут ужасно кусачие змеи, и лучше их не трогать. Он рассказывал так уверенно, что Янка поверила. Ремонты закончились благополучно.
Стены в отремонтированной квартире были обшиты деревом. Кое-где его покрыли лаком, а кое-где оставили нелакированным. Можно было прижать нос к чистым доскам и вдыхать изумительный аромат дерева, всей грудью, так что от глубины вдоха начинало ломить легкие.
Еще там была огромная лоджия, по которой из спальни можно было на цыпочках пробраться на кухню и утащить у отвлекшейся куда-нибудь мамы ложку крема для праздничного торта или конфету.
В таких рискованных набегах на кухню Янка не пыталась покушаться только на яблоки. Отец привозил их из Алма-Аты. Вкус у яблок был волшебный, и пахли они так, что слышно было через дверь, вот только съесть такое яблоко целиком у Янки никогда не получалось.
Откармливаться яблоками и клубникой Янку частенько отправляли к бабушке в далекую Алма-Ату. Янка не выносила на дух и то, и другое, но к бабушке ездить обожала, потому что бабушка никогда не ругала ее по пустякам и всегда читала ей сказки.
В Алма-Ате у Янки была целая коллекция игрушек. Семья медведей, игрушечный пистолет, стрелявший пластиковыми шариками и множество кукол.
На самом деле кукла Янке была нужна только одна. Ее звали Гердой, у нее были пушистые мягкие черные ресницы, синие глаза и русые волосы. С ней Янка могла играть бесконечно.
Остальные куклы были предназначены для проведения экспериментов. Их можно было покрасить фломастерами, подстричь налысо, выбросить с четвертого этажа тайком от взрослых. Правда, на утро после полета в ночь кукол обычно обнаруживала тетка, подметавшая двор, и неизменно будила окрестные дома криками о том, что ребеночек опять потерял куколку. Янка пыталась несколько раз пристрелить тетку с метлой из своего пистолета, но ей мешали густые ветви яблонь, которые росли под окнами бабушкиной квартиры.
У бабушки было хорошо.
Янка никак не могла решить, когда у бабушки лучше – летом или зимой. Летом было весело играть на балконе, представляя себя то на борту корабля, то в лесной хижине. А зимой были новогодние елки.
Елки Янка обожала. Дед Мороз и Снегурочка Янку не слишком впечатляли – она уже с четырех лет полностью разочаровалась в них, потому что однажды подсмотрела, как бабушка и родители прячут подарки в ее комнате, думая, что она возится с игрушками в зале. По семейной легенде, подарки приносил Дед Мороз, пролазивший в спальню через приоткрытую форточку, как только Янка засыпала. Увидев, как в традиционные места обнаружения подарки раскладывают родные, Янка расстроилась и подумала, что огромной глупостью было верить в Деда Мороза – потому что даже если бы он был, в узкую форточку точно не пролез бы. Родным она ничего не сказала, чтобы не растаивать их, и легенда о Деде Морозе жила в семье еще несколько лет.
Тем не менее, Янка обожала новогодние елки. На них можно было увидеть Бабу Ягу. Этот персонаж вызывал у Янки благоговейный трепет. На детских спектаклях она всегда старалась подсказать Бабе Яге, охотившейся на тугодумных Иванов-Царевичей, где прячутся супергерои, и очень расстраивалась, что Баба Яга не слышит. Однажды Янка настолько разозлилась, что Баба Яга не слушает подсказок и не бросается на Ивана-Царевича, что хорошо поставленным детским голоском заявила на весь зал, что Баба Яга, наверное, дура. Этого Баба Яга не выдержала, повернулась к залу и рявкнула, что все прекрасно слышит, и что Янка ей мешает охотиться на Ивана-Царевича. В зале хохотали, а Янка, которая была одной из маленьких в зале, испугалась – ведь Баба Яга, казавшаяся до этого образом откуда-то издалека, вдруг стала такой близкой и обратилась непосредственно к ней.
Янка стала активнее приставать к бабушке, чтобы та читала ей книжки. Какое-то время бабушка мужественно читала внучке вслух бесконечные книжки, но потом ей это надоело, и она научила Янку читать. Новое занятие Янке очень понравилось – можно было взять любую книжку и погрузиться в далекий волшебный мир.
А вот считать Янка не любила. И чистописание у нее хромало – почерк был неровным. Буквы то торопились, то наоборот, растягивались длинными червяками через всю пропись. Но писала она без ошибок, и предложения строила неплохо.
К тому времени Янкины родители окончательно перебрались в Алма-Ату. В Янкиной спальне стояло мамино пианино, на котором она пыталась играть крошечными пальчиками незатейливые мелодии. Под потолком и на столе красовались легкие авиамодели и макеты парусников, которые Янка собирала вместе с отцом.
Тем обиднее было, когда ее сначала отказались принимать в школу – Янка было только шесть лет, и она была очень маленького роста. Родители были готовы согласиться с учителями, но Янка так просилась отправить ее в школу, что они решили попробовать отдать ее не в соседнюю с домом школу, а школу, которая была чуть подальше.
В свой первый день в школе Янка была сказочно гордой и счастливой, и даже отсутствие передних молочных зубов и дурацкие косички каральками совершенно не мешали ее счастью. На некоторых фотографиях она вышла шкодливым постреленком с хитрыми глазами, а на некоторых – очень важной и серьезной дамой с букварем.
Училась Янка на пятерки и четверки – всегда подводило чистописание, да с математикой бывали затруднения. Но самым сложным было избежать двоек за поведение.
Янка не была задирой, но спуску тем, кто пытался задирать ее, не давала никогда. К тому же, молоденькая учительница изначально допустила ошибку, посадив к тихой с виду девочке, которая неплохо училась, явного хулигана – видимо, надеясь, что общество хорошей девочки пойдет ему на пользу. Мальчуган сразу понял, что ему крупно повезло – можно будет безнаказанно списывать, таскать фломастеры и дергать за косички, такая мелкая сдачи дать не сможет. Оказалось, что Янка сдачи дать может запросто. Подергать за косички он даже не успел попытаться – ему хватило нескольких попыток списать что-то из ее тетрадки, каждая из которых заканчивалась тем, что Янка со всей дури спихивала его со стула. Последнее падение закончилось для хулигана, которого боялись почти все одноклассники, переломом руки и сотрясением мозга. А у Янки появились первые двойки за поведение.
К концу первого класса одноклассники, наконец, усвоили, что Янка может полезть в драку с кем угодно, независимо от размера противника, и попытки дразнить ее, списывать из ее тетрадок или таскать за косы, прекратились. Двойки из ее дневника и вызовы к директору родителей тоже сошли на нет.
Когда Янка пошла во второй класс, у нее родилась сестренка. Янка ходила на цыпочках и восхищенно косилась на маленькое чудо. Ей нравился запах, который появился в доме, новые звуки и ощущения. Иногда ей разрешали взять крошечное глазастое существо на руки, и Янка в такие моменты думала, что это самая лучшая игрушка на свете.
А потом…
Однажды вечером Янка сидела в своей комнате, читала книжку. Сестра спала в соседней комнате. С кухни доносились приглушенные голоса родителей. Янка запомнила, что было очень-очень тихо, лишь едва слышные голоса отца и матери, да тиканье часов разрезали тишину позднего вечера.
Каким-то шестым чувством, по каким-то обрывкам еле различимых фраз, Янка поняла, что происходит катастрофа. Ее жизнь мгновенно рассыпалась, и она отчетливо ощущала, как отрываются от веток за окном последние ноябрьские листья.
Задыхаясь от нахлынувшей боли, она словно нырнула в ту давнюю ночь, когда впервые в жизни почувствовала душащие пальцы одиночества на горле.
Шатаясь, Янка добралась до двери спальни. Ей хотелось броситься на кухню, заорать во всю силу, разорвать своим появлением то, что происходило там, но давний, почти забытый страх пустых комнат сковал ее, и она бессильно опустилась на пол, сотрясаясь от беззвучных рыданий.
Через несколько минут в коридоре раздались шаги. Отец открыл входную дверь, тихо прикрыл ее за собой и исчез. Навсегда. За окном шелестел листвой ноябрь.
Янкино детство закончилось. Янкина жизнь продолжалась.
